Зорге высунулся из маленькой кухоньки:
– Гений фюрера, мистер О'Малли, освещает весь мир. Книгу перевели на японский язык, на итальянский…, Я уверен, что и в Америке издание ждет успех. В конце концов, герр Форд разделяет идеи фюрера, а он крупнейший промышленник вашей страны. Вы идете правильным путем, – он варил кофе, – по дороге в Японию, я осмотрел Америку. Вы отделяете черную расу, – Зорге поморщился, – запрещаете неграм вступать в браки с белыми людьми. Я надеюсь, – запахло пряностями, – что и с евреями вы поступите так же. Мировое еврейское правительство, о котором пишет фюрер…, – о предполагаемой кучке еврейских плутократов, управляющей Америкой и западными странами, Зорге начал распространяться на завтраке, в кафе, на Гинзе. Услышав рассуждения о Генри Форде, Меир спокойно кивнул:
– Я делал репортажи с его заводов. Мистер Форд опередил наше время, он провидец. Когда-нибудь все предприятия пойдут его путем. У него проверяют родословную работников, до третьего колена…, – Меир проводил глазами хорошенькую девушку, в скромном, темном кимоно:
– Очень элегантно. У них даже походка другая, из-за обуви, пояса…, – он напомнил себе, что надо привезти подарки Ирене, отцу и миссис Фогель:
– Эстер пошлю что-нибудь. Ей, мальчишкам. Игрушки здесь хорошие. Пусть она порадуется, – Меиру было жаль сестру. В Нью-Йорке он сказал отцу:
– Я уверен, что Давид одумается и даст еврейский развод, папа. Он просто сейчас, – Меир поискал слово, – занят другими делами.
Отец пробурчал крепкое словцо, на идиш:
– Вот чем он занят, мамзер. Впрочем, ты прав, – доктор Горовиц оживился, – он успокоится. Эстер окажется свободной. Выйдет замуж за хорошего еврея, дети появятся…, Только из Голландии она не уедет, пока мальчики не вырастут, – Хаим погрустнел. Меир, бодро, заметил:
– Скоро пассажирские самолеты начнут летать через океан, папа. Я лечу на Гавайи, в отпуск.
– Осторожней, – велел отец, обняв его в передней, – на этих Гавайях.
Зорге внес кофе:
– С кардамоном, мистер О'Малли. Я бы вам одолжил бессмертное творение фюрера, – он кивнул на книгу, – но вы не читаете по-немецки…, – Меир развел руками:
– К сожалению, пока нет. Это один из языков, которые я хочу выучить. Я договорился о занятиях японским языком…
– Лучше с хорошенькой девушкой, – Зорге, разливая кофе, подмигнул Меиру. На руке немца не хватало трех пальцев, оторванных шрапнелью, на войне, но с пишущей машинкой, и женщинами, как сказал Зорге, он управлялся одинаково лихо:
– У меня подруга, – они устроились за низким столиком, – местная. Надо с ней как-то объясняться…, – за окном виднелся тихий, узкий переулок
Зорге снимал комнату для работы в здании, принадлежавшем Clausen Shokai. Компания поставляла на японский рынок немецкие типографские машины и держала сервис по копированию документов. У главного входа толпились аккуратные, токийские студенты, в мундирах университетов, с портфельчиками. По словам Зорге, фирма тоже принадлежала немцу. Японское слово в названии было традиционным:
– Здесь подобное принято, – объяснил Зорге, – герр Клаузен ведет бизнес, если пользоваться вашим словом, с японскими партнерами. Им нравится видеть родной язык на визитных карточках.
Вход в кабинет Зорге располагался сбоку здания. Из окон просматривался весь переулок.
– Непременно воспользуюсь вашим советом, – Меир отпил кофе:
– Отменный, мистер Зорге. Вы настоящий мастер. В Испании я встречался с офицерами, служившими в Магрибе. Они заваривали кофе похожим образом. Вы, наверное, тоже бывали в арабских странах? – Меир успел навестить американское посольство и запросить справку о Зорге. Его собеседник родился в Российской Империи, в Баку. Зорге увезли в Германию ребенком. С тех пор, если верить досье, мистер Рихард в Россию, то есть Советский Союз, не возвращался.
– Интересно, – Меир сжег в пепельнице радиограмму.
Мистер О» Малли снял скромную, традиционно обставленную квартиру, в театральном районе Кабуки-Те, о котором ему рассказывал Каннингем. Апартаменты сдавали дешево, окна выходили на пути крупнейшего вокзала в Токио, станции Синдзюку. Меиру грохотание поездов не мешало. Вокруг шумели не люди, а пассажиры. Мистеру О» Малли подобное было только на руку. Его европейское лицо тоже не вызывало удивления. В Синдзюку, с прошлого века, селилось много иностранцев.
Учителя японского языка Меир нашел простым образом, обзвонив два десятка объявлений в англоязычной газете, Japan Advertiser. Следуя совету Даллеса, Меир выбрал голос, показавшийся ему самым пожилым.
– Конечно, – заметил босс, – разные бывают старики. Но, в общем, с ними меньше опасности нарваться на осведомителя, чем с молодежью. Особенно с молодежью женского пола, – босс, зорко, посмотрел на Меира:
– Мисс Фогель прошла проверку. Возражений против вашего брака нет. И у мистера Гувера тоже.
Меир был обязан подать сведения об Ирене начальству, но здесь он затруднений не предвидел. Даллес улыбнулся:
– Вряд ли еврейка будет работать на Гитлера, но наши немцы, в Пенсильвании, в Мичигане могут стать его агентами…, – босс помрачнел: «И японцами полна Калифорния. В случае войны мы их интернируем».
Меир возмутился:
– Они американские граждане, мистер Даллес. Мы не имеем права…, – босс поправил себя:
– Начнем держать их в поле зрения. Ты добрый человек, Ягненок, – внезапно добавил он: «Смотри, будь осторожней».
В окне, на куполе Капитолия, трепетал американский флаг. Меир отозвался:
– Все люди рождены свободными и равными, мистер Даллес. Эти слова мой родственник писал, его бюст в ротонде Капитолия стоит…, – когда Меир видел скульптуру вице-президента Вулфа, он, невольно, вздрагивал. Кузен Мэтью становился, все больше на него похож. Майору Горовицу только шрама на щеке не хватало:
– Пойдет на войну, и получит шрам, – размышлял Меир:
– Впрочем, Мэтью в Америке отсидится. У него слишком важная должность. Неужели мы, все-таки, начнем воевать?
– В общем, – заключил Меир, повернувшись к Даллесу, – я всегда помню эти слова. И я добр, к тем, кто заслуживает доброты…, – серо-синие глаза блеснули холодом. Возвращаясь в скромную, служебную квартиру, у Потомака, он вспоминал слова Даллеса: «У нас нет возражений против брака».
– А у меня есть…, – пробормотал Меир, остановившись на набережной, рассматривая широкую, бурую реку, и прогулочные пароходы, – есть возражения. Нельзя жениться на нелюбимой девушке. Я привыкну, наверное. Ирена хорошая женщина, любит меня…, – Меир тяжело вздохнул: «Разберемся. Не сейчас, конечно».
Учителем японского языка оказался бодрый, легкий старик восьмидесяти лет от роду, с оксфордским дипломом. Он заварил чай:
– Я одним из первых японцев, закончил, западный университет. Имел честь знать графа Дате Наримуне, нашего первого инженера, миссис ди Амальфи, его старшую сестру. Она вышла замуж за англичанина, переводила «Записки у изголовья»…, – за чаем Меир выслушал часть своей семейной истории. Узнав, что он католик, старик порекомендовал ему съездить в Сендай, на Холм Хризантем. По его словам, паломники в Сендае были христианами, и буддистами:
– Со времен уважаемого императора Мэйдзи в Японии процветает свобода религий, – гордо сказал преподаватель, – у нас веротерпимая страна.
Меир вспомнил о кузине Тессе:
– Она буддийская монахиня. Было бы интересно отправиться в Индию, в Тибет, но кто меня туда пошлет…, – Меир читал «Майн Кампф», в оригинале, перед второй поездкой в Испанию. Мистеру О» Малли, интересующемуся нацизмом, требовалось познакомиться с трудами фюрера.
Даже не закончив первую главу, Меир уронил голову на стол: «Не могу больше». Даллес велел ему сделать доклад, для коллег, не владеющих языком. Меир пробился через сотни страниц, постоянно зевая, порываясь выбросить труд Гитлера в окно. Пока в Берлине жили старший брат, и фашистский кузен, Меиру в Германию хода не было. Подобное всем казалось слишком рискованным. Даллес заметил:
– Может быть, потом. Хотя, судя по всему, мистер Кроу, под крылом фюрера надолго обосновался. Он тебя видел, на фото. Мы не собираемся тебя быстро терять, Ягненок.
Меир пообещал учителю посетить Сендай. Север был всего в ночи пути, на поезде. Он занимался языком два часа, каждый день. Старик выдавал ему три-четыре страницы домашнего задания.
Меир отирался в пресс-бюро министерства иностранных дел, и ходил на конференции, обсуждая с другими журналистами новости. Он производил впечатление человека, собирающегося обжиться в Токио.
То же самое думал о нем и Зорге.
Он, как и Меир, запросил досье на будущего гостя. Из Москвы сообщили, что мистер О'Малли был аккредитован при штабе Франко. Журналист получил от генерала орден, за героизм при спасении гражданских лиц.
